Не стану рассказывать о своем прибытии в Берлин и о том, чем я там занимался после концерта – это история немузыкальная и, возможно, заслуживает отдельного рассказа. Скажу лишь, что, узнав о планирующемся благотворительном концерте Фрэна Хили, на который он пригласил Тима Райс-Оксли из Keane и своего нового знакомого, молодого автора-исполнителя Мортена Миклебюста, я именно к этому событию приурочил и свой отпуск, и, соответственно, поездку в Берлин (как поступал уже неоднократно). Концерт обещал быть особенно интересным в свете вышеуказанной коллаборации с пианистом и автором многих хитов группы Keane, одноразового характера этой акции, а также потому, что, наряду со своими песнями, Фрэн Хили также обещал исполнить на концерте песни Keane.

По правде сказать, ваш покорный слуга 31 октября (а это был понедельник) решил по случаю праздника за холостяцким обедом (в виде супа из консервной банки) осушить полбутылочки молодого (самого дешевого) белого винца (drinking wine in the afternoon), в результате чего его настроение весьма улучшилось и он, практически добравшись до клуба, где должен был проходить концерт, понял, что забыл паспорт. «Досадно», - подумал я, и вернулся за паспортом в квартиру, где проживал (разумеется, документ мне не понадобился). Начало концерта было заявлено на 9 вечера, вход в 8. Я приехал к клубу в начале седьмого. К слову сказать, клуб Lido - довольно старое заведение и пользуется хорошей репутацией у местных любителей живой музыки. Когда я пришел, у входа стояли пятеро девчонок (2 из которых оказались польками), и все. Не меньше часа наш количественный состав не менялся. Поскольку ждать было еще долго, а делать особо нечего, я предложил девчонкам запечатлеть меня на фоне афиш с Фрэном.

Периодически мы держали двери для ребят, привозивших то ли какую-то аппаратуру, то ли бухло для концерта. В клуб никого не пускали, но там определенно шла движуха: время от времени приходили разные богемного вида люди (довольно приятные и улыбчивые), которые звонили по телефонам, из клуба выходила Мари Штайнманн (жена Тома Тыквера и организатор концерта, а по совместительству руководитель благотворительной организации One Fine Day, в поддержку которой и проходило мероприятие), обнималась с ними, они заходили внутрь, и двери снова запирались на замок. Пришла жена Фрэна Нора с фотоаппаратом, радостная и улыбающаяся, и тоже несколько раз вышла и вошла. Девочки, пришедшие к Lido раньше меня, имели весьма смутное понятие о том, кто такой Фрэн Хили, зато они были страстными фанатками Keane, и когда на улицу вышел какой-то модный парень и лихо уселся прямо на заплеванный тротуар покурить, они стали забрасывать его вопросами на английском относительно того, разговаривал ли он с Тимом и есть ли у него какая-нибудь важная информация для них. Чувак ответил, что обсуждает с Тимом только модели микрофонов и прочие технические детали, угостился чесночными орешками и ушел обратно внутрь. Я спросил у девчонок, кто этот ухарь, и они ответили, что предположительно он приехал с Мортеном. Вскоре люди стали подтягиваться, в том числе к моей девчачьей компании присоединились еще несколько человек, которые принесли с собой пива. На вопрос новоприбывших, как дела, мы ответили, что Мортен привез с собой всех своих друзей, и из здания постоянно выходят и входят разные норвежцы.

Со мной решила познакомиться девушка по имени Анна Абендброт, которая тоже пришла на концерт одна и которая имела еще меньше понятия, чем остальные, о том, кто такой Фрэн Хили (от других ее отличало то, что она также мало себе представляла и кто такой Тим Райс-Оксли). Анна пришла на концерт потому, что ее лучшая подруга играет на виолончели в квартете, аккомпанирующем Фрэну, и ей достался бесплатный билетик.

Также к нам присоединился высокий металлового вида чувак с бородой по имени Алекс и его подруга Моник. Анна приняла меня вначале за француза, а Алекс за швейцарца. Когда выяснилось, кто я есть на самом деле, бородач сказал: «Privet! Kak dela?” Он объяснил, что на самом деле он албанец и понимает русские слова, а еще он студент-историк (в чем я и не сомневался, учитывая его прикид типичного фаната ДДТ). Алекс давний фанат Travis, знает все песни наизусть, с 2003 года ходит на их концерты и фоткается с Фрэном Хили. (А еще он был в Лондоне на Viva-la-vida-туре, что и продемонстрировал соответствующей майкой.) Кстати говоря, билеты были в свободной продаже в кассе и стоили 25 евро, что оказалось даже меньше, чем в предварительной продаже (мне мой достался почти за тридцатку). Примечательных персонажей среди публики я больше не заметил, не считая разве что восточной бабушки, терпеливо ждавшей в сторонке, пока девчонки из фан-клуба Keane допьют пиво и отдадут ей бутылки (а пива они выпили немало).

Наконец нас пустили внутрь, контроль был довольно приветливым и совсем не строгим. Парень, который до этого курил на заплеванном тротуаре, дал мне какие-то цветные карточки с негритянскими детишками.

Я быстро метнулся в гардероб, чтобы сдать кое-какой ценный артефакт, который я привез с собой, а потом скорее в зал, где фанатки Keane уже заняли первый ряд. Мы с моими новыми знакомыми пристроились за ними, и в течение следующего часа, то есть практически до самого начала концерта, никто из публики даже не проявлял желания подойти к сцене: все либо зависали у бара, либо сидели вдоль стеночки, отдыхая и общаясь между собой. Никто не занимал места у сцены и не толкался, - концерт, казалось, являлся для большинства не более чем будничным светским мероприятием. Мы вчетвером присели на полу передохнуть; я довольно увлеченно рассматривал сцену, но албанец позвал меня в круг, чтобы я не думал, что меня игнорируют из-за национальной принадлежности. Он вообще много и искрометно шутил по поводу русских, например, спросил меня, люблю ли я водку – и тут же добавил, что просто играется со сложившимися клише, - на что я с серьезным лицом ответил, что люблю алкоголь в любом виде и любых количествах. Это, кажется, почему-то смутило албанского историка, и он куда-то свалил минут на сорок. Но, так или иначе, он оказался нормальным парнем, потому что показал мне после концерта, где находится backstage, а то бы я так и стоял возле сцены, как идиот. Когда мы с Анной остались на полу вдвоем, к нам пришла Сара (та самая виолончелистка), сказала, что дико волнуется и что начнут они вроде вовремя.

На сцене (как, будем надеяться, видно из фоток) стояли только две акустические гитары, уютный торшер, пианино и инструменты девушек из квартета. У главного микрофона лежал листок с текстом какой-то песни (“Way To Blue”), которую никто из нас не знал. «Это новая песня», - сказала одна из фанаток Тима Райс-Оксли. Никаких техников, никаких настройщиков, никаких чеков, никаких приклеенных к полу сетлистов. В 9 часов на сцену вышла принарядившаяся к тому времени Мари, поприветствовала всех, поблагодарила, что мы пришли, рассказала, что цель концерта – собрать средства для школы в Найроби, где кенийские дети занимаются творчеством и различной художественной деятельностью, поулыбалась и ушла. На сцену опустился белый экран (чуть не придавивший одну из захмелевших фанаток Keane), на нем нам показали ролик, где те самые кенийские дети занимались танцами, акробатикой и чем-то еще. Когда занавес вновь поднялся, за ним уже стоял Мортен Миклебюст и тренькал на гитаре.

Мортен оказался высоким нескладным молодым человеком с длинными волосами и большими глазами. Фрэн познакомился с ним на фестивале Sommerfesten в Норвегии в этом году, сильно впечатлился и пригласил его в Берлин. Мортен удивленно поглядел в зал, поздоровался, сказал, что не знает, что сказать, опять замешкался и объяснил причину своего замешательства (очень, кстати, понятную, потому что все так и было, как он сказал): “I was down there, on the floor a couple of minutes ago and I… well, I didn’t see you. [он хихикнул] Where were you all?” Парадокс был в том, что за пару минут до начала в зале действительно было очень пусто, точнее, собственно на танцполе не было вообще никого, кроме первых двух рядов, о которых мы все уже знаем. Клуб, надо сказать, сам по себе очень невелик, он как минимум в два раза меньше варшавской Стодолы и московского Б1 Максимум (где выступали Travis 3 года назад). А пустой танцпол за пару минут до начала создавал однозначное впечатление, что этот концерт нафиг никому не нужен, а все присутствующие просто зашли в бар выпить пива после работы. Но, когда занавес поднялся, люди как-то отхлынули от стен и барной стойки, и Мортен, неожиданно для себя, оказался перед сравнительно большой аудиторией. Он явно оробел. Но при этом очень спокойно, как мне показалось, он отыграл свой сет из 6 песен, которые он пел один под гитару. Получилось душевно и мило, правда, мне мало что запомнилось, кроме красивой “She She” и последней песни, где поется что-то про Churchyard –они звучат интересно, потому что в обеих он использует нестандартные, необычно звучащие аккорды. Я также заметил, что незадолго до выхода Мортена рядом со мной выросла супружеская пара средних лет, выглядящая несколько строго по сравнению с остальными участниками вечера. А не успев уйти со сцены, рядом с ними и в непосредственной близости от нас оказался и сам Мортен, заговоривший с ними по-норвежски. Было очень похоже на то, что это его родители пришли посмотреть выступление. Тут Алекс, весьма заценивший песни Миклебюста, стал выражать Мортену свои радостные эмоции, и тот поспешил так же быстро испариться.

И вот, и вот!.. И здесь мне хотелось бы попросить уважаемых читателей о снисходительности ввиду того, что при описании самого концерта и того, что происходило после него, местами мне вряд ли удастся избежать телячьих нежностей и того стиля повествования, который обычно характерен для девочек-фанаток. Я прошу сделать скидку на то, что человек, о котором идет речь, вот уже 10 лет мой самый любимый и самый важный для меня музыкант - по сути, он для меня больше, чем просто музыкант, я испытываю к нему глубокую человеческую привязанность, и он мне очень дорог. Так что я прошу извинения за неизбежную субъективность. Так вот, на сцену вышел Фрэн, такой же, каким его все уже привыкли видеть последний год, то есть с седой щетиной, в шляпе, с седыми кудрями, которые, кажется, стали еще длиннее, и в этой ужасной растянутой по всем направлениям огородной футболке (остается лишь догадываться, где он ее откопал). Сразу за ним выбежал маленький Клэй, что-то положил на пюпитр и полез к папочке обниматься. Зал зашелся в протяжных умильных возгласах и аплодисментах. Клэй все не хотел отпускать своего неопрятного папашу, и еще пару минут все хлопали и умилялись их обнимашкам. Надо ли говорить, что большей доброты, теплоты и нежности, чем излучали улыбка и голубые глаза Фрэна Хили, невозможно себе представить. Фрэн сказал, что хочет начать без всяких осложнений с одной из своих любимейших песен Трэвис, которая, по его мнению, отлично подходит к сегодняшнему вечеру, потому что она о том, как хорошо выпустить свои чувства наружу, петь и быть веселым.

Песня называется “Sing”. Все очень обрадовались, особенно Нора, которая к тому моменту протиснулась поближе к сцене и стояла справа от меня (песня, как известно, посвящается ей). Фрэн спел “Sing” один, просто под гитару, а потом уже на сцену вышли остальные: девушки из квартета, Мортен и Тим Райс-Оксли. Фанатки Keane, по-моему, оказались даже как-то оглушены появлением красавчика Тима, и Фрэн, коротко представив всех, воскликнул: “And Tim, Tim is here! From Keane!” И все поклонницы Тима дали волю чувствам, выплеснув их в виде аплодисментов. К слову, девчонки действительно оказались большими молодцами – уже перед сценой они все (человек 6, наверное) надели поверх одежды футболки с одинаковыми надписями “Mt. Desolation” на спине (сайд-проект Тима и басиста Keane) и еще какими-то надписями спереди. Все это самодельное, как они мне объяснили. Когда все расселись, Фрэн заиграл “Driftwood”, а потом “Side”. Я, честно говоря, немного напрягся, потому что заметил, что вижу-то я всех, а вот слышу только Фрэна. В принципе, мне и этого было бы достаточно, но хотелось воспользоваться случаем и услышать-таки любимые песни со струнными, пианино, ну и Мортеном, раз уж на то пошло. К счастью, инициативу проявила Нора: она пролезла к сцене, нашептала Фрэну, что все не так ладно, и он попросил звукача сделать струнные погромче. С этого момента все пошло нормально.

Когда подошел момент спеть первую за тот вечер песню Keane (неизвестную мне “Bend And Break”), Фрэн стал рыться в ворохе бумажек на своем пюпитре – все песни несобственного сочинения он пел по бумажкам. Нужный текст он нашел не сразу, зато извлек и показал нам рисунок красным фломастером в стиле детского примитивизма – “This is me sitting on the couch yesterday, practicing the songs”. Все очень ржали. Кстати, поскольку техников не было, не было и полотенец – перед концертом их привезли, но они остались где-то за сценой. “I’m a sweaty guy”, - сказал Фран, - «так что принесите кто-нибудь полотенец». За полотенцами пришлось идти усатому оператору. “Thanks, man”, - небрежно поблагодарил его Фрэн.

Вообще, он, как обычно, был на высоте: любые возникавшие мало-мальски комичные ситуации делал еще комичнее, комментировал все происходящее на сцене, без конца трепался и устраивал абсурдные сценки. Его выступление идеально можно описать строчкой с афиш их с Анди американского акустического турне: “Laugh out loud stories, Scottish accent, handsome Scottish man”. После первого удачного исполнения чужой песни мне досталась бумажка с текстом “Bend And Break”. Я предложил ее девчонкам из первого ряда, но они сказали, что я “the next big fan”, так что пусть остается у меня (на концерте они почему-то перешли на английский). Вскоре в зал полетело полотенце, которое поймала Анна и отдала мне. На всех произвело неизгладимое впечатление то, что я приехал в Берлин только из-за этого концерта, так что я пользовался некоторыми приятными привилегиями:) Судя по взглядам, которые бросали на меня девицы из квартета, и их улыбкам, либо Сара рассказала им, что во втором ряду стоит фанатичный фрик из России, либо я действительно выглядел как умильный дурачок.

В принципе, сетлист был довольно разнообразным: песни Travis чередовались с хитами Keane, сольными произведениями Фрэна и каверами на других исполнителей.

Так, он спел «Зебру» своих любимых Beach House (причем все попадали со смеху, когда они с Тимом оба сфальшивили в начале, потому что Фрэн все ржал и не мог успокоиться), а сразу за ней “Somewhere Only We Know”. Что тут началось! Вообще, “Somewhere Only We Know” и “Everybody’s Changing” (на самом деле замечательные песни) произвели наибольший фурор в зале – Фрэн местами даже переставал петь, и это было незаметно, потому что зал пел громче, чем он. Для большинства это были, я думаю, моменты истинного единения и попросту счастья.

Меня очень порадовало, что Фрэн с ребятами сыграли “Falling Down”. Я очень люблю эту сумрачную и печальную песню с первого альбома, которую в последние годы Трэвис и Фрэн, как мне кажется, играют каждый раз по-разному. На этот раз гитарное соло Анди просто замечательно исполнила девушка на скрипке (или альте) – вот это было действительно здорово, получилась настоящая альтернативная версия песни.

Только вот албанец считал нужным петь все песни вместе с Фрэном во весь голос (а голос у него оказался будь здоров), и в таких вот тихих местах, как это или “Slide Show”, он заглушал собой главного певца (причем он и в ноты попадал гораздо реже). Когда после “Falling Down” Фрэн стал рассказывать, как для записи следующей песни он пригласил Пола МакКартни, всем сразу стало ясно, о чем идет речь. “Let’s call Paul McCartney, maybe he’s here tonight”, - предложил Фрэн и стал звать: “Paul McCartney! Paul McCartney!” Свет таинственно померк, занавеска, загораживающая проход за сцену, заколыхалась, но Пол МакКартни так и не появился. «Ну и ладно» - сказал Фрэн, - «значит, он сегодня не пришел». Он заиграл “As It Comes”, причем по тому, как он сам себе улыбался в некоторых особенно остроумных местах, было видно, что он доволен этой песней. Закончив петь, Фрэн решил снова позвать Пола МакКартни, и вот!.. На сцену вышел здоровый мужик, ошивавшийся в клубе перед концертом, ни капельки не похожий на Пола МакКартни, но в черном парике, отдаленно напоминавшем битловскую прическу. «Здорово, Пол, но где же ты был? [Знающие люди хорошо могут себе представить это притворное удивление мистера Хили.] Ладно, у меня тут есть для тебя несколько вопросов». И он на самом деле достает с пюпитра листок, на котором расписан целый диалог с мнимым Полом МакКартни! Только человек из группы Travis мог так серьезно подойти к дурацкому розыгрышу во время собственного концерта:) “- When have you arrived, Paul? – Yesterday.” Пол МакКартни, как мне показалось, был гораздо менее подготовлен к этой пантомиме и явно импровизировал с ответами, хотя старался. На очередной дурацкий вопрос он ответил примерно так: “I don’t know. But you know, I saw your wife down there, and she told me that she loves you”. Вайф в тот вечер была действительно вездесуща:) В общем, все было в лучших традициях (правда, эта сценка все равно не может соперничать с историей “Nigel Godrich” с американского бутлега). Показав всем «пис», Пол Маккартни покинул подмостки Lido. Когда позже, спустя несколько песен, Фрэн во время очередного своего монолога упомянул «ненастоящего Пола Маккартни», кто-то в зале издал истошный вопль разочарования, и Хили, сделав кисло-строгое лицо, объяснил: «No, it wasn’t Paul McCartney. It was a man dressed up as Paul McCartney, my good friend. Now shut the fuck up”.

Еще одной большой радостью было исполнение “Slide Show”, правда, для меня осталось абсолютно непонятным, почему Фрэн играл ее один (Мортен не в счет), без струнных! Ведь только же совсем недавно он исполнял эту песню со струнным квартетом на британском радио и говорил, что это первый по-настоящему правильный аккомпанемент для этой песни. Ну и без соло она все-таки звучит совсем не так. Лучше бы он сам играл соло вместо того, чтобы просто бренчать на гитаре там, где оно должно быть, ну или пел бы его на худой конец, а то всегда неизменно кажется, будто в этом месте вырезали дорожку. Да тот же Мортен мог бы играть ритм-партию, а Фран сыграл бы соло, оно ведь не такое уж сложное. В общем, я не понял.

Во вступлении Фрэн сказал очень красивую и правильную вещь, а именно, что группа – это так, фигня, главное это сама песня, песня пишется, а потом существует независимо, группы просто доносят песни до людей, являются передатчиками. А песни, они как звезды на небе нашей жизни (он правда так сказал), по ним можно даже составить карту: вот эту песню я услышал тогда-то, это было там-то, а вот эту вот здесь, и по ним можно ориентироваться в своих воспоминаниях и в своей жизни. То, как он рассказывал об этом, было очень красиво. “And this is what this song is about”.

Перед тем, как сыграть “Turn”, Фрэн сказал примерно следующее: «Ну вот, сейчас мы сыграем последнюю песню… ну как последнюю, это я специально так говорю, а на самом деле мы быстренько так уйдем, вы будете хлопать и кричать, мы сразу вернемся, споем еще несколько песен, а потом уже уйдем по-настоящему. Ну, вы поняли, да?» Вернувшись, Фрэн сказал, что мы все молодцы, что концерт удался, что школа в Найроби теперь обеспечена деньгами на год вперед, и что все нормально. Обернувшись к девчонкам со скрипками (которых он весь концерт называл “guys”), он сказал: “Now is the big moment. No pressure! We’re going to play a song by Nick Drake - you know Nick Drake? – Yeeeaah! – Okay”. Он поднял с пола листок с текстом “Way To Blue” (та самая «новая песня», ха-ха) и спел ее под аккомпанемент одних лишь струнных. Все освещение стало синим; песня оказалась грустной, как и все песни Ника Дрейка.

После этого Фрэн предложил, чтобы Тим что-нибудь спел. Тим сначала поотказывался (он очень скромный и стеснительный парень, как мне рассказали его поклонницы), но потом спел один песню “The Departure”, а Фрэн тем временем присел на монитор и слушал с видимым удовольствием. У Тима, надо сказать, отличный голос, и поет он хорошо и душевно. Затем Сара сыграла на виолончели ну очень знакомые три ноты, и всем стало ясно, что эта песня, действительно, будет последней. Я, честно говоря, поражаюсь, как ему еще не надоело играть “Why Does It Always Rain On Me?” (а также «Sing»), они ведь ее играют на каждом концерте вот уже сколько лет, но нет, ему это явно доставляет радость. А заодно и нам.

Но на этот раз публика уже не могла успокоиться, и, когда музыканты ушли, люди не переставали кричать, хлопать, топать ногами, причем делали это гораздо интенсивнее, чем перед первым бисом, когда все было понятно. И Фрэн вышел, причем видно было, что это точно незапланированный бис, потому что девчонки в легком замешательстве спрашивали у него, нужны ли будут они (они уже затащили за сцену свои инструменты).

Фран пообещал, что это точно будет последняя песня. И песня эта для старых фанатов Travis: “Are there any old Travis fans here? – YEEEAAH! – OK, now, this song is called ‘Good Feeling’”. И это было круто:) Фрэн, залихватски нарезающий аккорды на гитаре под “la-la-la-la-la-la-la”, Тим на пианино (обошлось, правда, без соло – видать, он его не знал), бедняга Мортен, весь концерт усиленно подсматривающий, какие аккорды берет Фрэн, чтобы хоть как-то ему подыгрывать, скрипки на заднем плане – получился почти цыганский угар, причем угар заключался не столько в разухабистом исполнении (чего не вышло, потому что песню как таковую из всех музыкантов как следует знал только один человек), сколько в этом сборище разномастных, забавных и колоритных персонажей на сцене. Это было отличное завершение вечера, все еще раз попрощались, на этот раз ушли окончательно, а Тиму девочки вручили какой-то голубой конвертик (наверное, надушенный и с письмом внутри).

Сетлист:
Sing
Driftwood
Side
Bend And Break
Closer
Buttercups
Zebra
Somewhere Only We Know
Falling Down
As It Comes
Paul McCartney
Anything
Everybody's Changing
Try Again
Slide Show
Turn

Encore:
Way To Blue
Departure
Why Does It Always Rain on Me?

Good Feeling

После концерта я метнулся в гардероб, чтобы забрать трофей, который привез с собой, а привез я ни много ни мало винил “The Invisible Band”. У двери с табличкой “backstage” сидел чувак, который проверял билеты на входе. «Фрэн там?» - спросил я чувака. «О, кажется, да. Хочешь че-то подписать?» - спросил он. Я ответил, что да. «Ну вот присаживайся тогда, посиди». Дверь постоянно открывалась и закрывалась, выходили и заходили разные люди, девочки из струнного квартета, старик Мортен. Вышла Сара и еще раз спросила меня, неужели я правда приехал в Берлин только ради концерта??? Снова получив утвердительный ответ, покачала головой и удалилась. Выяснилось, кстати, что она не знала Фрэна до этого вечера, ее пригласила сидевшая рядом скрипачка (откуда знает Фрэна она, неведомо), и в таком составе они (в смысле, струнные) играли вообще первый раз. Почти каждый раз, когда открывалась дверь, тот чувак заглядывал в нее, ободряюще мне кивал, улыбался и говорил: «Он там, там, все нормально. Он обязательно выйдет». И вот здесь я хотел бы выразить свою большую симпатию ко всем людям, занимавшимся организацией концерта и просто работающим в клубе Lido. Ни разу, ни разу за тот вечер я не видел ни одного человека с выражением превосходства, элитарности и недосягаемой важности на лице. Напротив, бывая на концертах и вечеринках в Калининграде, я не встречал ни одного человека из «причастных» без этого выражения! Все доморощенные организаторы/промоутеры/прочая шушера просто переполнены ничем не подкрепленными и совершенно необоснованными амбициями и гонором, и я абсолютно уверен, что, окажись я в подобной ситуации в своем городе, передо мной захлопнули бы дверь с высокомерной усмешкой. Ишь ты, в пантеон захотел! Общаться с артистом (на топорном английском языке) можем только мы, приобщенная к высокому обществу богема, а ты кто такой? И если бы в Калининграде каких-то людей провели в клуб на глазах у ждущих на улице фанатов, эти люди ни за что не упустили бы шанса дать понять простым смертным, что так происходит оттого, что они избранные, а вы – плебеи. И если бы я в своем городе держал дверь клуба мужикам, затаскивающим аппаратуру, мне точно дали бы понять, что я удостоен великой чести и могу теперь не мыть руки несколько дней. Что-то мне подсказывает, что многие люди из других российских городов со мной также согласятся. Никаких подобных проявлений провинциальной тупости в Берлине я не обнаружил. Люди, которых встречала перед концертом на улице Мари Штайнманн, были милы и приветливы. Ребята из кассы, видя в окошко, что мы стоим у входа уже два часа, периодически, проходя по делам, говорили, что все хорошо и уже недолго осталось. Мужики, просившие придержать дверь, были нам благодарны, и, казалось, при других обстоятельствах, сами бы не прочь выпить с нами пива. Короче говоря, вся эта публика - а многие из них явно люди, также известные в определенных творческих кругах (то, что у нас называется «вип-персоны»), а не просто мужланы при бабках – вели себя очень просто и непретенциозно, не выпендриваясь и не привлекая к себе внимания.

В конечном счете, парень, сидящий у гримерки, видимо, нашептал-таки Фрэну, что его там кто-то дожидается (уже целых 15 минут!). В тот момент коридор, где находится гримерка, оказался совершенно пуст. И вот из двери выходит Фрэн Хили, чьи голубые глаза и небритая физиономия излучают все самое доброе, что можно себе представить, и видит перед собой парня с какими-то пакетами.

- Hello.
- Hello. Look what I’ve got here.
- Show me show me!

Старик Фран, наверное, думал, что я хочу подарить ему подарок:) Но, так или иначе, увидев, что у меня в мешке, он воскликнул: “Ooooooh!” Он вывел на белом пятаке пластинки знакомую многим синусоиду, расшифровав, что это значит “Fran”, и, в дополнение к этому, написал еще “The Who”. Получилось "The Fran Who":) Пока он все это делал, высунув язык, я поинтересовался:

- Is it allowed to take pictures with you?
- Oh yes.
- Then let’s take one.

На пикче мы видим веселого шотландского мужчину и расплывшегося от счастья идиота.

Во время всего этого налетел народ, который тоже хотел пофотографироваться и подписать билетики. Среди прочих подошел парень, стоявший на концерте справа от меня и самозабвенно певший наизусть все песни, сказал, что его зовут Вик и стал рассказывать Фрэну, как его любят и ждут в России и что он обязательно, непременно должен приехать туда еще. Пока Фрэн что-то ему подписывал, я спросил: «Чувак, ты, наверное, из Питера приехал?» Витя, конечно, немного обомлел:) Но он действительно оказался из Питера, приехал на один день и тусил с каким-то американцем. Я тоже показал Фрэну свой значок “Travis July 16th, 2008” (за который я вечно буду благодарен Александру Платонову) и спросил: “Does that ring any bell with you?” – “Yes, of course!” В общем, от своего и, в большей степени, от витиного лица могу сказать, что преданность российских людей, как мне показалось, произвела на Фрэнни впечатление. Еще Витя сделал классную вещь: он подарил Фрэну пиратскую кассету “The Invisible Band” десятилетней давности. Фрэн сильно обрадовался и рассказал, что недавно обнаружил где-то в какой-то студии кассеты с демо-записями, оставшимися от сессий “The Invisible Band” – прямо подряд куча дублей, которые накапливались по ходу работы. Я предложил сделать переиздание – как-никак в этом году альбому исполняется 10 лет, - но он сказал, что их тогда, к сожалению, засудят. «Блин, как же давно, оказывается, это было!» - промолвил Фрэн. В общем, встреча прошла под знаком “The Invisible Band”:)

Фран рассказал нам, что барабанщик группы Mogwai открыл свой бар в Нойкелльне (район Берлина), и туда ходят “cool British people”. (Я позже сходил в этот бар, british people там действительно были, но в остальном было как-то скучновато. Зато наливали шотландские эли.) Также он сообщил, что ребята из Travis периодически встречаются и записывают какой-то новый материал – следующие сессии намечены на январь и февраль. Так что, глядишь, в новом году что-нибудь и назреет.

Что касается девчачьего фан-клуба Keane, то Фран сразу предложил девочкам сходить и позвать Тима. Они, надо сказать, действительно не рассчитывали на то, что он выйдет, зная, что он никогда этого не делает (ну это как мы после концерта Моррисси даже и не помышляли ждать его появления, и оказались правы). Но Фран сходил за Тимом еще раз, и тому пришлось-таки пообщаться с фанатками. Они были похожи на группу школьниц и молодого препода, которому все задают вопросы:) Поскольку я довольно слабо разбираюсь в творчестве группы Keane, я особо не участвовал в этой пресс-конференции, но, раз уж у меня был листок с текстом их песни, я подумал, что глупо будет его не подписать. Фоткаться с Тимом я не стал, но сказал, что его исполнение “The Departure” было “sparky”. По-моему, это его прикололо:)

И снова засновали люди, Алекс продолжал приставать к Мортену, которого он заставлял расписываться на сетлисте, звал в гости и всячески хвалил (у Мортена зимой выходит какая-то официальная запись). Мимо прошел Даниэль Брюль («Гудбай, Ленин»), на которого я, видимо, слишком долго и пристально смотрел, пытаясь вспомнить, где я его видел, потому что он, в итоге, тоже стал на меня долго и пристально смотреть:) Самого Тыквера я не видел, но, вполне возможно, он там и был. Так или иначе, я убежден, что мимо нас в тот вечер прошло немало немецких актеров, режиссеров и прочих деятелей культуры, чья внешность мне просто неизвестна. Даже девчонки удивились, откуда все они между собой знакомы.

Кстати, завершу свой продолжительный и подробный рассказ последним комплиментом в адрес поклонниц Keane. На этих девчонок было радостно смотреть. Они собрались в тот вечер, обсудили все, что только можно, заранее сделали себе эти классные футболки, написали письмо Тиму Райс-Оксли, при этом у меня сложилось впечатление, что все вот эти приготовления были для них важнее, чем сам Тим. Они не лезли к нему обниматься, не тыкали ему в нос свои футболки и не говорили, что они его самые преданные фанатки. Они вели себя очень скромно. Они просто устроили себе праздник и здорово повеселились. Я за них был очень рад и считаю, что они большие молодцы. Есть большая мудрость в таком подходе.

Выпить пива мне после концерта не удалось, точнее, удалось не сразу. В отличие от наших заведений, в Германии клубы почти всегда закрываются после окончания мероприятия, потому что организовывают концерт одни люди, а клубом заправляют другие. И те, кто работают в клубе, хотят поскорее пойти домой. И, хотя девчонкам в баре ничего не стоило подать мне бутылку пива и взять положенные деньги, они так же вежливо и дружелюбно мне отказали. И отказали бы так же, даже если бы я вдруг изъявил желание купить все их пиво и все орешки. И не потому, что они козлы, а потому, что уже поздно и им пора отдыхать. Так живут немцы. А пива можно купить и у турка на улице. Что я и сделал и побрел на последнее метро, пытаясь как-то привести в порядок впечатления от закончившегося вечера и поверить в то, что все это было на самом деле.

Ноябрь 2011, Paul Saunders